Roman @roman1156 Москва, 94 года, Лев

Фото в разделе разное!!!!Снился мнѣ сонъ...
Будто бы меня взялъ работать къ себѣ въ администрацію самъ ДАМ. Какой-то совершенно дикій по нелѣпицѣ и нагроможденію всяческихъ глупостей сонъ. Но забавно:) И вѣдь ни разу объ этомъ даже и не помышлялъ въ трезвомъ умѣ и здравой памяти, что самое интересное! :))) Воистину говорятъ, что мозгъ человѣческій - великій затѣйникъ.Cонъ разума рождаетъ чудовищъ... Похвальное слово сну

[говоренное въ Обществѣ Лѣнивыхъ].

Пока еще сладостный сонъ не сомкнулъ рѣсницъ вашихъ, и полуоткрытые глаза могутъ взирать на оратора, лежащаго на мягкомъ пуховикѣ, почтенные слушатели и прекрасныя слушательницы, преклоните ухо ваше къ словамъ моимъ! Не грозныя битвы, не шумъ воинскій, не гибельные подвиги героевъ, подвиги, клонящіеся къ отнятію сна у бѣдныхъ человѣковъ, нѣтъ! я хочу выхвалять способность спать, — и ежели душа есть источникъ прекрасныхъ мыслей, то повѣрьте, что рѣчь моя, истекающая изъ оной, должна вамъ нравиться, ибо душа моя дышетъ любовію къ благодатному богу лѣсовъ Киммеринскихъ.

Вы улыбаетесь, слушатели, вы отдѣляете медленно головы свои отъ мягкихъ подушекъ, чтобъ не пропустить ни одного слова краснорѣчиваго витіи, — и я, ободренный симъ геройскимъ подвигомъ, смѣло выступаю на обширное поле краснорѣчія!

Кто не спитъ, кто не вкушаетъ сладости сна? Злодѣй, преступникъ; ибо и невинный, приговоренный къ смерти, и несчастный страдалецъ подъ бременемъ бѣдности и зла, и они смыкаютъ вѣжды свои, омоченныя

12

слезами, и они усыпляютъ свои горести. Сладостное усыпленіе, истинный даръ небесъ, оставшійся на днѣ сосуда неосторожной Пандоры! Ты вмѣстѣ съ надеждою украшаешь бытіе несчастнаго! Ты украшаешь жизнь его прелестными мечтами!.. Ахъ, сонъ есть свидѣтель нашей совѣсти! Сонъ, надежда и добрая совѣсть неразлучны; они суть братья и сестры одного семейства. Бросьте взоръ свой на сего спящаго младенца: это ангелъ, который покоится на лонѣ невинности; розы, райскія розы горятъ на ланитахъ малютки, уста его улыбаются... они ищутъ поцѣлуевъ матери; дыханіе его легко и сладостно. Спи, малютка, пока страсти и люди, ненавистники сна, не лишили тебя способности спать!..

Взгляните на сонъ благотворительнаго человѣка: онъ тихъ и спокоенъ, какъ ночь весенняя. Душа его, которой ничто не препятствуетъ излиться наружу, дышетъ на его устахъ, на, ясномъ челѣ его, даже на опущенныхъ рѣсницахъ. Сердце его утопаетъ въ веселіи, пульсъ его ударяетъ тихо и ровно: онъ счастливъ, ибо онъ учинилъ доброе дѣло, ибо сонъ напоминаетъ ему несчастнаго, котораго онъ извлекъ изъ пропасти, съ которымъ подѣлился послѣдними крохами, съ которымъ плакалъ наединѣ. Кажется, что ангелъ-хранитель присутствуетъ у ложа праведника и отгоняетъ благовонными крилами ужасныя мечты и призраки. Надежда сыплетъ на него цвѣты свои обильною рукою, и онъ просыпается едва ли столько счастливъ; ибо первый взоръ его часто, очень часто встрѣчаетъ неблагодарнаго! Что нужды? Онъ уже наслаждался во снѣ! Я жалѣю, жалѣю отъ искренняго сердца о томъ, кто не заснулъ послѣ добраго дѣла.

Взгляните теперь на оратая, который засыпаетъ на

13

жесткомъ ложѣ, въ объятіяхъ супруги своей; взгляните на поденщика, который, окончивъ трудъ свой, бросается на голый камень; взгляните на ратника, утружденнаго походомъ, дождемъ, холодомъ: онъ нѣсколько дней сряду сражался; кровь и потъ лились ручьями, голодъ изнурялъ его; но онъ заснулъ, — и все забыто, и онъ счастливѣе сатрапа, засыпающаго тонкимъ сномъ на персяхъ восточной красавицы. Скажите мнѣ теперь, что̀ награждаетъ страдальцевъ сихъ за труды, потъ и раны? — Сонъ!

Кто изъ насъ не былъ влюбленъ и кто не спалъ вопреки любви своей? Сладостенъ сонъ любовника; онъ видитъ или бархатные луга, орошенные журчащими ручьями, или прохладные сады, гдѣ все таетъ и нѣжится, или луну, царство сильфовъ... Но всѣ сіи предметы украшены присутствіемъ его возлюбленной. Вездѣ она съ нимъ ходитъ рука съ рукою, вездѣ неразлучна — и въ хижинѣ, и во дворцѣ. Сонъ и самыя печали услаждаетъ. Любовница тебѣ измѣнила, или она, новая Галатея, невнимательна къ твоимъ пѣснямъ; цѣломудренна какъ Цинтія, или какъ Зеновія, которая даже супругу своему на условіи позволяла раздѣлять брачное ложе, какъ Зеновія, едва, едва склоняетъ къ тебѣ суровые взоры?.. Утѣшься, печальный страдалецъ! Я не стану тебѣ совѣтовать вооружаться терпѣніемъ стоика, или потоплять любовь свою въ чашѣ вина1), или забыть вѣроломную: первое не есть дѣло невозможное (ибо въ какой странѣ любовники терпѣливы?), другое и третіе противно нравамъ. Но никто не отнималъ у тебя сна. Никто не лишалъ тебя способности усыплять сердце твое посредствомъ сладостныхъ

14

мечтаній? Спи же, любовникъ, спи же отъ вечера до утра, отъ утра до вечера, и къ наказанію твоей каменной Лауры — ты вѣрно когда-нибудь проснешься съ прежнимъ спокойствіемъ, съ прежнимъ равнодушіемъ; ибо сонъ, успокоивая страсти, истребляетъ даже ихъ вредное начало. Что̀ есть сердце наше? Море. Удержи дыханіе вѣтровъ, — и оно спокойно.

Природа, благая мать смертныхъ! Ты начинаешь наказывать преступника, рушителя правъ твоихъ, прежде законовъ человѣческихъ. Взгляните на юношу, который въ первый разъ нарушилъ ея священныя права: взоръ его пасмуренъ, нетерпѣливъ; онъ ищетъ чего-то, ибо убѣгаетъ самого себя; онъ ищетъ разсѣянія въ шумномъ свѣтѣ, въ опасныхъ удовольствіяхъ, и горе ему, если новыя преступленія изгладятъ слѣды первыхъ! Но если, ведомый рукою совѣсти, онъ скроется на минуту отъ взоровъ человѣческихъ и тамъ, въ безмолвномъ уединеніи, предастся размышленію, то слезы — вѣстники добраго сердца — слезы раскаянія, омочатъ его ланиты, душа его успокоится, подобно мутной водѣ, протекающей по ровному песчаному долу; душа его придетъ въ лучшее состояніе, и сонъ, награда всякаго добраго дѣла, сонъ заключитъ его въ мягкія объятія1); ибо сонъ, вопреки всѣмъ наблюдателямъ страстей человѣческихъ, идетъ непосредственно за первымъ раскаяніемъ: явная премудрость небеснаго Провидѣнія, которое врачуетъ язвы сердца нашего посредствомъ благотворнаго усыпленія!

Но какія ужасныя картины представляются взорамъ нашимъ! Преступникъ, преступникъ, закоренѣлый въ

15

злодѣяніяхъ! Гласъ оскорбленной природы, подобно грому, раздался въ его сердцѣ, и гласъ сей былъ ужасенъ: Злодѣй, ты не будешь спать1)! Вотъ приговоръ тиранамъ, сластолюбцамъ, рушителямъ священныхъ правъ человѣчества! Приведемъ на память сильныя слова латинскаго стихотворца2): «Ужели страшный ревъ быка Фаларидова, ужели мечъ, прицѣпленный къ златому крову и висящій надъ главою увѣнчаннаго тирана, ужаснѣе грызеній совѣсти того несчастнаго, который, блѣднѣя, говоритъ — и столь тихо, что жена, лежащая съ нимъ на одномъ ложѣ, слышать не можетъ: я бѣгу, бѣгу къ погибели!». Знали ли сонъ Діонисій Сиракузскій и сіи изверги природы, сіи ряды вѣнчанныхъ злодѣевъ Рима, которыхъ, какъ говоритъ Расинъ3), одно имя есть ужасная обида ужасному тирану? Вкушалъ ли сонъ и сей счастливый злодѣй Британіи4), котораго жизнь была загадка, который, подобно древнему тирану, укрывался всякую ночь въ новомъ убѣжищѣ своего лабиринта? Между тѣмъ какъ герой Сѣвера — сей великій мужъ, котораго жизнь достойна пера Плутархова, ибо малѣйшее его дѣяніе есть подвигъ великаго ума, — между тѣмъ, говорю я, какъ Суворовъ спалъ на плащѣ, подъ открытымъ небомъ, въ виду огней непріятельскихъ и на канунѣ рѣшительнаго сраженія!!!

Такъ, почтенные слушатели, способность спать во всякое время есть признакъ великой души. Древность, неисчерпаемый источникъ истины и басень, древность,

16

хранилище опытности, развертываетъ предъ нами свои хартіи. Примѣры обильны и убѣдительны. Александръ на канунѣ ужасной битвы съ Даріемъ засыпаетъ ввечеру. Парменіонъ принужденъ его будить, ибо знамена персскія блистали уже вблизи стана греческаго. Катонъ имѣлъ привычку засыпать при наступленіи опасности, ибо ничто не могло поколебать великаго духа героя стоиковъ: Mediis tempestatibus placidus. Августъ спитъ мертвымъ сномъ во время упорнаго морскаго сраженія, происходившаго у береговъ цвѣтущей Сициліи. Марій — и что̀ еще чудеснѣе — засыпаетъ подъ деревомъ во время послѣдней битвы съ Силлою, и тогда только сонъ покидаетъ предпріимчиваго вождя, когда сонмы непріятелей обратили въ бѣгство его воинство. Гибельный сонъ, но не менѣе того славный! Мудрый Эпименидъ, если вѣрить историкамъ, проспалъ 47 лѣтъ сряду, и Геродотъ, отецъ лѣтописцевъ, свидѣтельствуетъ, что народы Сѣвера спятъ въ теченіи шести зимнихъ мѣсяцевъ, подобно суркамъ, не просыпаясь.

Изъ всего мною сказаннаго ясно извлекается слѣдующее заключеніе: Сонъ есть признакъ великаго духа и доброй души. Доброй души — ибо сонливый человѣкъ неспособенъ дѣлать зло, которое требуетъ великихъ усилій, безпокойства и безпрестанной дѣятельности. Лафонтенъ, жертвовавшій ему половиною жизни своей, посмотрите, съ какимъ удовольствіемъ говоритъ о безпечномъ снѣ вездѣ, гдѣ можетъ сказать что-нибудь въ пользу его!

Je ne dormirai point sous de riches lambris:
Mais voit-on que le somme en perde de son prix?
En est-il moins profond et moins plein de délices?
Je lui voue au desert de nouveaux sacrifices.

Fable du Mogol.

17

А добродушіе Лафонтена, какъ извѣстно вамъ, вошло въ пословицу. Сонъ есть стихія стихотворцевъ. Отчего же предаются оному даже до излишества? Вопросъ важный, достойный вниманія мудрецовъ, и котораго я, хотя и могъ бы, разрѣшить не смѣю, боясь вооружить противъ себя высокопарнаго Мевія и неусыпнаго, но усыпительнаго Бавія, которые — о, святотатство! — и самое божество ночи оскорбляютъ кропаніемъ стиховъ!1) Но поэты всегда прославляли сладость сна, начиная отъ Омира; всѣ они, всѣ до одного, описывали менѣе и болѣе, хуже и лучше сіе успокоеніе души и тѣла. Тибуллъ, котораго вся жизнь была поэзія (простите мнѣ сіе выраженіе!), Тибуллъ не въ одномъ мѣстѣ выхваляетъ сонъ. Я всегда съ живымъ удовольствіемъ привожу на память стихи его:

....подъ тѣнію древесной отдыхаю,
Которая меня прохладою дарить.
Сквозь солнце иногда дождь мелкій чуть шумитъ:
Я, слушая его, помалу погружаюсь
Въ забвеніе — и сномъ пріятнымъ наслаждаюсь.

Дмитріевъ.

Какая истинная любовь къ наслажденіямъ тихимъ, какая любовь ко сну!... Далѣе:

Иль въ мрачну, бурну ночь, въ объятіяхъ драгой
Не слышу и грозы, гремящей надо мной!
Вотъ сердца моего желанья и утѣхи!

Дмитріевъ.

Первые два стиха показываютъ мастера наслаждаться. Послѣдній принадлежитъ къ малому числу стиховъ, написанныхъ отъ души.

18

Ахъ, почтенное сословіе сонныхъ! Еслибъ я не боялся траты времени, которое можно посвятить съ такою пользою на сонъ, еслибъ томные глаза ваши не показывали, что онъ вамъ становится нужнѣе краснорѣчивѣйшей похвалы, — то вѣрно бъ сдѣлалъ убѣдительное и многорѣчивое сравненіе двухъ народовъ: одного — воинственнаго, другаго — мирнаго; одного — провождающаго дни и ночи на стражѣ съ копьемъ въ рукахъ, другаго — изгнавшаго изъ предѣловъ своихъ все, что̀ клонится къ нарушенію сна: и пѣтуховъ, вѣстниковъ утра, и шумныя художества, и снаряды воинственные. Я бы сдѣлалъ сравненіе Спартанъ со счастливыми Сибаритами, и сравненіе мое клонилось бы въ пользу послѣднихъ. Я бы доказалъ, что счастія нѣтъ въ дѣятельности народной, и чрезъ то открылъ бы неисповѣдимыя истины и новое поле политикамъ, поле вовсе неизвѣстное. Но я вижу, что Морфей сыплетъ на васъ зернистый макъ свой! Я ощущаю и самъ тайное присутствіе бога Киммеринскаго. Крилѣ его сотрясаютъ благовонную росу на любимцевъ... Перстъ его смыкаетъ уста мои... языкъ коснѣетъ... и я... засыпаю.

ЛЮБИТЕЛЬ СНА.